Предисловие
В 1996м году я первый раз побывал за границей: съездил в Венгрию и написал об этом длинное письмо. А Витя взял и переложил это на стих. Практически все описанные мной детали изложены один к одному.
Андрей Столов
Автобус выехал из Чопа,
Я даже пернуть не успел,
Гляжу в окно – а там Европа,
Как я давно туда хотел!
Я, прям, от счастья чуть не помер,
И был доставлен без проблем
Из Будапешта точно в номер
В красивом городе Веспрем.
Запор с поносом сочетая,
Как и друзья из ближних стран,
Я ел консервы из минтая.
В обед ходили в ресторан –
Мы нажирались там как боги!
От этих блюд вторых мясных
Я помню только чьи-то ноги
И что-то вставлено меж них.
Почти там нету молодежи.
Пришлось мне пару вечеров
Глядеть на старческие рожи
В компании профессоров.
Вода для них холодновата,
Они всегда сидят в тени,
Купался я в лучах заката
С их женами и дочерьми.
Их жены стары и дородны,
У дочек есть на что взглянуть,
Но столь жеманно-благородны,
Что мне хотелось блевануть!
Без подготовки очень сложно
К себе их в номер затащить:
Лишь об искусстве осторожно
Сначала что-нибудь спросить.
Мол, Вы играли на тромбоне?
А как Вам живопись Моне?
А не учились ли в Сорбонне?
А не подняться ли ко мне?
И хоть бы что-нибудь умели,
А то ведь просто стыд и срам!
Но, впрочем, что-то мы имели,
Особенно по вечерам.
И этих радостных моментов
Не стану я от вас скрывать:
В своих ночных апартаментах
Имел я не одну кровать!
Их было у меня четыре,
И я на каждой переспал,
И высшее блаженство в мире
Я там на каждой испытал!
Ах боже мой, какое время!
Душою, сердцем, всем нутром
Я вспоминаю как в Веспреме
Мы оставались впятером.
Когда все гости уходили
И оставляли нас одних,
О, как мы время проводили,
Я помню каждую из них!
Я любовался Балатоном,
А посещая Будапешт,
Ходил все больше по притонам,
Там очень много злачных мест,
Лишенных роскоши и глянца –
Я так любил их посещать.
Туда не только иностранца,
А венгра стыдно приглашать.
А я, признаться, был как дома:
Повсюду грязь и нищета,
Как все там близко и знакомо,
Какие милые места!
Случалось даже, что помои
Пытались вылить на меня,
Какое это все родное,
Как будто бы в Казани я!
Вот только мукам изуверским
Себя придется подвергать
Коль не владеешь ты венгерским:
Тебя там могут не понять.
Я как-то чуть не обоссался,
Хотел узнать лишь, где сортир,
В ответ мне каждый улыбался
И “ЗИММЕР, ЗИММЕР” говорил.
Не выдержав таких страданий,
Пришлось прохожего поймать,
Признался, гад, что из Казани,
И что еврей, ядрена мать!
Он объяснил мне без акцента,
Что “ЗИММЕР” – значит сдать в наём
И земляку он без процента
Готов жилье найти на съем.
Хочу сказать о туалетах:
Сортиры там такие есть!
Мне довелось в таких клозетах
Немало времени провесть!
На личном опыте я знаю,
Что даже персики с вином,
Когда их заедать минтаем
Всегда кончаются дерьмом!
Я ел в любое время суток,
Но почему-то все-равно,
Спустя какой-то промежуток
Все превращалось вдруг в говно!
Я как-то шел из туалета –
Навстречу Ремизов идет,
Я вам признаюсь по секрету,
Что шеф мой слабый полиглот.
По-русски все он понимает,
Хотя почти не говорит,
Английский же, конечно, знает –
Практически как я иврит.
– У Дюрига спросить хочу я,
Ты помоги перевести, –
А собственно, с какого хуя,
Он смеет так себя вести?!
Ну сколько я б не надрывался
Творил, выдумывал, потел
А Дюриг так и не сослался,
Он на меня плевать хотел!
Я не прощу ему обиды,
Ведь мог сослаться хоть бы раз,
Профессор Дюриг из Флориды –
Козел и старый пидорас!
– Мечтаю я,- сказал профессор,
– I have a dream,- поправил я,
– Чтоб этот штатовский агрессор,
Чтоб эта грязная свинья
Прижатой к стенке оказалась
Одним вопросом лишь моим,
Расплакалась бы и сослалась –
И тут разделаюсь я с ним.
И вот когда его я встречу
Меня он спросит:”Вы еврей?”,
“АЙ ем фром Раша!” – я отвечу
И гордо выйду из дверей!
И на докладе, выпив виски,
Мой шеф, действительно, привстал,
И заявляет по-английски,
Мол, Дюриг, ты меня достал!
В моем лице над всей страною,
Мол, ты поиздевался, гад,
Взяв механизм, открытый мною…
Сто двадцать лет тому назад!
Смешок пронесся тут над залом,
Два украинца в уголке
От смеха подавились салом,
Что жрали, сидя в закутке.
А Мишка Ковнер, тоже с Волги,
Вот обаятельный дедок!
Упал в купе он с верхней полки
И слаб на ум и передок.
И хоть ему уж девяносто,
Не перестал гулять и пить,
Одним вопросом может просто
Любую женщину смутить!
Пришел он в номер как-то с дамой
Они легли, чтобы поспать,
Сосед явился за пижамой
И начал громко в дверь стучать.
А Миша Ковнер плохо слышит,
Точней, не слышит ничего,
В его объятьях еле дышит
И дама бедная его.
Не размыкает он объятий
И продолжает крепко спать,
Из-за двери поток проклятий
Внезапно начал затихать.
Сосед пошел искать стремянку
И в номер он залез по ней
Втроем они большую пьянку
Вели в течение трех дней.
Привез я две бутылки водки –
По вкусу чистый самогон,
В момент доклада подготовки
Активно потреблялся он.
Одну бутылку с самогоном
Украл испанский аспирант,
И долго выл над Балатоном
Его встревоженный дискант.
Вторую просто так, по-русски,
Я дал профессору Клебо.
Он выпил рюмку без закуски
И облевал меня всего.
Сказал, что это, мол, отрава,
Что он, скорей всего, помрет,
Ну что возьмешь со скандинава –
Необразованный народ!
Мне очень нравились венгерки –
С утра до вечера едят
И на меня из-за тарелки
Глазами жадными глядят.
Но нам мешали сутенеры
Не то чтоб их боялся я –
Как сексуальные партнеры
Они не трогали меня.
Они меня не возбуждали
Хотя, наверно, и могли,
Венгерки же чего-то ждали,
И все-таки не подошли!
Мы как-то с другом взяли пиццу
Размером со сковороду –
Его пришлось везти в больницу,
Я целый день лежал в бреду.
Привез я массу впечатлений,
Еще вина с собой привез,
Вот только жаль, что изменений
Желудок мой не перенес.
Его расстроил я серьезно –
Вот снова тянет в туалет
Пойду посрать, пока не поздно,
Целую всех, большой привет!
1996